Проблема соотношения социального и биологического в судебной психиатрии (К развитию материалистической теории в советской судебной психиатрии)

Судебная психиатрия, стоящая на стыке медицинских и юридических наук, имеющая дело с явлениями, в которых сложно переплетаются социальные и биологические факторы, должна быть особенно методологически вооруженной. Развитие материалистической теории советской судебной психиатрии в значительной мере связано с разрешением проблемы соотношения социального и биологического в поведении людей и в формировании ряда психических расстройств, хотя, конечно, одной этой проблемой оно не исчерпывается. В экспертной оценке психического здоровья речь идет об анализе поведения человека, его деятельности, его взаимоотношений с окружающей общественной средой. При этом судебная психиатрия исследует и изучает людей, у которых психические расстройства выражены в различной степени и которые далеко не во всех случаях снимают социально выработанные формы поведения. Объектом исследования чаще являются лица вменяемые. Да и психически больных — невменяемых — нельзя рассматривать только в узко психопатологическом плане. Совершаемые ими общественно опасные действия имеют определенный общественный резонанс, а в поведении (даже в рамках психоза) отражаются, хотя и искаженно, определенные социальные факторы.

Проблема соотношения социального и биологического имеет также непосредственное отношение к клинической психиатрии, поскольку в поведении, в психической деятельности не только здоровых, но и психически неполноценных и больных сказывается роль как биологических, так и социальных факторов — прежде всего так называемых социально-психологических детерминант личности. Правильное понимание соотношения тех и других во многом определяет подход к нашим больным, понимание клинической картины многих психических расстройств, прежде всего пограничных состояний, уяснение тех условий, которые определяют поведение психически больных, психопатов, невротиков, резидуальных органиков во внебольничных условиях, что необходимо для их судебно-психиатрической оценки.

Склонность западноевропейской и американской психиатрии к биологизации социальных явлений, в том числе и преступлений, хорошо известна. Смешение биологических и социальных явлений, свойственное всем направлениям ломброзианства и неоломброзианства, приводит к сглаживанию граней между нормой и патологией в рамках пограничных состояний. Наряду с этим сторонники господствующей на западе социологической школы уголовного права, к которым принадлежит большинство судебных психиатров, считают, что психическая анормальность предопределяет значительное уменьшение способности преступника воздержаться от преступления. Отсюда вытекает неправомерное привлечение психиатров к лечению вменяемых преступников в целях их социальной реабилитации (излечения от преступной деятельности) путем психотерапии и психоанализа.

Не следует думать, что биологизация свойственна только механистическому материализму. Сторонники идеалистических направлений в психиатрии также склонны биологизировать социальные явления или игнорировать их роль в поведении людей. Так, экзистенциалисты в психическом бытии — в экзистенции — видят свободную волю (умопостигаемый продукт чистого сознания, недоступный научному познанию) и инстинкты (влечения). Эти свободная воля и бессознательные влечения определяют поведение человека, в том числе и преступления. Таким образом, условиям реальной действительности, влияниям социальной среды в генезе преступлений места не остается. Мы видим, что противоречия в теоретических взглядах судебной психиатрии и судебной психологии на Западе упираются в вопрос о соотношении социального и биологического, в понимание психической деятельности, то есть в проблемы, марксистско-ленинской теорией решенные в общеметодологическом плане.

Как же развивались взгляды на эту проблему в судебной психиатрии?

Хорошо известно, что в первые годы советской судебной психиатрии широко практиковалось признание невменяемыми непсихически больных психопатиями, алкоголизмом и неврозами. Теперь таких больных справедливо признают вменяемыми. Кроме того, некоторых испытуемых с более легкими нарушениями признавали уменьшение вменяемыми, хотя уменьшенная вменяемость никогда не предусматривалась нашим законодательством. Причин такой практики было несколько — не было еще опыта судебно-психиатрической оценки пограничных состояний, не были накоплены наблюдения за поведением этих лиц среди населения и в местах заключения. Но наряду с этим несомненно играли роль не изжитые еще в то время неоломброзианские влияния западной психиатрии, когда антисоциальное поведение рассматривалось как выражение патологических расстройств психики. Биологизация поведения шла одновременно по двум направлениям: антисоциальные проявления рассматривали как симптомы психических нарушений, а легкие непсихотические симптомы — как причину антисоциального поведения.

Однако, чтобы раскрыть конкретный противоречивый ход развития взглядов на соотношение социальных и биологических факторов, необходимо вникнуть в суть экспертной практики того времени и показать ее отличие от установок ряда западных психиатров и юристов. Тенденция биологизации на Западе нередко теоретически обосновывает усиление репрессий, нарушение правовых гарантий. Путем применения неопределенных приговоров «патологические преступники» рассматриваются как наиболее опасные и привычные.

У нас же на заре развития судебной психиатрии подобное понимание психических аномалий вело к отказу от репрессий или к их значительному смягчению. Психопатов и легких резидуальных органиков с антисоциальными установками направляли в психиатрические больницы, где они дезорганизовывали режим и еще больше распускали себя. Фактически речь шла о своеобразном сочетании биологизации и неадекватного гуманизма. Толкование любых антисоциальных проявлений как выражения психической патологии приводило к тому, что чем выразительнее было антисоциальное поведение, тем скорее оно рассматривалось как психопатическая дезадаптация. Поэтому в созданные тогда аднексы для преступников-психопатов (например, при Таганской тюрьме) направляли заключенных, склонных к нарушениям тюремного режима, с антисоциальными установками, которые перекрывали имевшиеся у них психические аномалии. Не удивительно, что эти аднексы при неправомерном психиатрическом режиме очень быстро «взрывались» изнутри и дискредитировали себя. А следствием этого было утвердившееся и поныне убеждение, что заключенных с психическими аномалиями, не исключающими вменяемости, нельзя концентрировать в одном месте.

Так этот, казалось бы, организационный вопрос о психиатрической помощи заключенным, дебатирующийся и сегодня, оказывается связанным с проблемой соотношения социального и биологического в поведении людей с психическими аномалиями. Целесообразное же решение его связано с дифференцированным учетом малой патологии и антисоциальных (т. е. социально-психологических по своему генезу) черт.

Правда, Е.К. Краснушкин и В.П. Осипов уже в первые годы Советской власти критиковали учение Ломброзо и антропологическую школу уголовного права. Однако эта критика была еще неполной и недостаточно последовательной. Ей не хватало четкой позиции по вопросу о соотношении социальных и биологических детерминант в поведении людей с нерезко выраженными психическими аномалиями, когда патологические факторы не определяют поведения, а оказываются в нем лишь опосредованно.

Отсюда крен в сторону психиатрического изучения преступности, некритическое использование учения Кречмера применительно к личности преступника, установление прямых корреляций между структурой психопатии и видами преступлений, перенесение классификации психопатий на классификацию преступников вообще. Критические замечания представителей науки уголовного права в 30-е годы помогли судебной психиатрии преодолеть имевшуюся еще биологизацию в трактовке пограничных состояний и вообще вменяемых лиц, пересмотреть взгляды на роль влечений в поведении непсихически больных. Опыт обобщения практики и осмысливания теоретических положений этой проблемы отражен в 1-м сборнике научных трудов Центрального научно-исследовательского института судебной психиатрии им. Сербского «Психопатии и их судебно-психиатрическое значение» (1934). Основные положения, сформулированные авторами в этом сборнике, стали своего рода кредо института в подходе к психопатиям: «Поступки и действия лиц психопатического склада в огромном своем большинстве насквозь пронизаны теми мотивами, какими руководствуются и прочие люди в разных жизненных обстоятельствах. Реализация же этих действий и поступков часто носит причудливый характер, она поражает своей напряженностью в разрешении жизненных вопросов, иногда нелепостью и угловатостью, иногда односторонней продуманностью». Выводом из этого было справедливое утверждение, что психопатические черты таких лиц придают особую окраску их антисоциальному поведению..., а отнюдь не являются решающим моментом в их преступлении.

Наряду с положительным значением критики элементов биологизации в теоретических установках судебной психиатрии мы должны с позиции сегодняшнего дня сказать, что эта критика со стороны юристов носила в 30-х годах администрирующий и несколько догматический характер. Произошел крен в другую сторону — игнорировались патологические черты личности и их опосредованная роль в поведении лиц с психическими аномалиями. Одновременно с этим наблюдалась и ошибка, свойственная в определенное время психологии и неизбежно отразившаяся на теоретических взглядах общей и судебной психиатрии, —смешение понятий общественного и индивидуального сознания. Общественно-историческими закономерностями подчас объясняли любые формы поведения вменяемых людей. Игнорировали принципиальное методологическое положение о том, что воздействие общественно-исторических и социально-экономических факторов на каждого отдельного человека преломляется в его индивидуальном сознании, которое, хотя и сформировалось в общественных условиях, обладает чертами индивидуального развития. Отсюда единство общего и особенного (индивидуального) в поведении человека; вопрос заключается в том, что все социальные (в широком смысле) факторы, воздействующие на организм человека, влияют через его биологические адаптивные механизмы (И.В. Давыдовский и А.В. Снежневский).

Отрицание этого положения в какой-то мере сказалось даже на судебно-психиатрической трактовке больших психозов. Утверждение, что опасные действия психически больных также социально обусловлены, хотя и исключают вменяемость, известная осторожность в вопросе о вторжении психотических проявлений в социальную жизнь приостановили изучение опасных действий психически больных. А без изучения этих действий, без установления их патологических механизмов невозможно разработать действенные меры профилактики. Полученные (особенно в последнее десятилетие) клинико-катамнестические и клинико-лабораторные данные и их теоретические обобщения несомненно обогатили проблему соотношения социального и биологического в области судебной психиатрии.

В области пограничных состояний и органических поражений центральной нервной системы был сделан упор на изучение их динамики на основе клинико-патогенетических исследований и на роль экзогенных воздействий (в первую очередь, психогений).

И в вопросах предупреждения опасных действий и в судебно-психиатрической клинике более углубленно и конкретно исследовали роль микросреды и социальных факторов в плане их воздействия на различные клинические состояния.

Углубленное раскрытие роли социальных факторов в генезе психических расстройств и их взаимоотношения с биологическими адаптивными механизмами ярко выражено в учении О.В. Кербикова о ядерных и краевых психопатиях, об особенностях динамики тех и других, разрабатываемом Н.И. Фелинской с сотрудниками в судебно-психиатрической клинике. В этой широкой проблеме далеко не все еще ясно. Но следует подчеркнуть продуктивность методологического принципа учета и анализа противоречивых и сложных взаимоотношений социальных и биологических факторов, рассматриваемых в рамках психических изменений.

Столь же сложно соотношение социальных и биологических факторов в рамках органических поражений головного мозга. Эта сложность определяется рядом причин. Социальные факторы в форме психогенно-ситуационных воздействий падают на неоднородную структуру функционально органических изменений. Не могут при этом не учитываться и социально образованные преморбидные черты личности.

Вследствие этого неоднородны и трудны для оценки истерические, истериоформные и даже аггравационные проявления на различных этапах течения органического заболевания.

Кроме того, еще одна причина затрудняет раскрытие роли социальных и биологических факторов в рамках органических поражений — большое количество методологически неприемлемых теорий в учении об этих заболеваниях за рубежом. Помимо подобных концепций, общих для разных психических заболеваний — биологизации, переоценки роли конституциональных факторов, психоаналитических воззрений, в области органических поражений ярко проявляется антинозологизм и особенно психоморфологизм. Таковы, например, взгляды узкого локализационизма на сложные формы поведения в норме и патологии.

Выявлению правильного соотношения социальных и биологических факторов несомненно способствовали клинико-катамнестические и клинико-лабораторные исследования, проводимые Т.Н. Горловой с сотрудниками. В результате обобщения этих данных получили правильную оценку соотношение функционального и психогенного, а также понятия «травматический невроз» и «органическая психопатия». Именно эти понятия и дают некоторым буржуазным психиатрам возможность делать далеко идущие чисто социальные выводы, ущемляющие интересы инвалидов труда и войны.

Соотношение социального и биологического приобретает особое значение для решения проблемы невменяемости. Вне рассмотрения социальных и биологических (в том числе психопатологических) факторов в поведении человека не могло быть обосновано качественное различие между состояниями вменяемости и невменяемости.

Качественное отличие состояний невменяемости означает такое болезненное изменение психики, при котором поведение лица в целом определяется болезненными — психопатологическими — факторами, а не нормально-психологическими (т. е. социально-психологическими), когда только и может идти речь о вменяемости, потому, что вменяемость является обязательной предпосылкой вины человека.

Правильно сделанное заключение о вменяемости означает, что даже если и есть психические аномалии, они не определяют поведение человека и не исключают у него способности отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими.

В рамках поведения вменяемого лица патологические черты его психики опосредуются социальным содержанием его сознания, являющимся ведущим фактором во взаимоотношениях человека с окружающей его средой — на производстве, в быту, в семье и т. п. В соответствии с этим антисоциальные действия вменяемого лица вырастают из социально-психологических причин, а патологические явления, такие, как психопатические и психопатоподобные черты, нерезко выраженное интеллектуальное снижение и т. п., не являются решающими в генезе преступлений. Как пишет О.Е. Фрейеров хотя психические аномалии у некоторых из этих лиц и ослабляют контрольные механизмы поведения и позволяют иногда понять непосредственный повод и своеобразие мотивации преступления, они отнюдь не дают оснований считать преступление неизбежным. Такие лица понимают и осознают свои поступки и могут их корригировать.

Другое дело, что подобные психические аномалии должны учитываться судом при анализе личности обвиняемого в совокупности со всеми другими данными о личности и обстоятельствами дела. И, конечно, они весьма существенны для администрации и медицинской службы исправительно-трудовых учреждений в целях наиболее эффективного применения мер по перевоспитанию заключенных.

Взаимопроникновение методологических обобщений и клинико-катамнестических и лабораторных исследований позволит и дальше успешно решать стоящие перед судебной психиатрией вопросы, многие из которых тесно связаны с проблемой социального и биологического.

Раскрытие и правильное понимание соотношения этих факторов важно не только в клинике и экспертизе, но и в таких проблемах, как психиатрическая помощь в местах лишения свободы, социальная реадаптация больных после принудительного их лечения, предупреждение опасных действий, работа с несовершеннолетними преступниками.

Верный путеводитель в разработке этих сложных проблем, стоящих на стыке медицины, психологии и юриспруденции, — марксистско-ленинская теория.

¹ «Советское государство и право», 1966, № 10, с. 112.